Международная годовая ОНЛАЙН программа обучения групповому анализу.
Организаторы:
Психоаналитическая Ассоциация психологов, коучей и консультантов организаций.
Центр Исследования Групп (Нью-Йорк)
Центр Психоанализа Онлайн
Лектор Герчикова Ирина Борисовна
Более чем за сто лет своего существования психоанализ претерпел кардинальные изменения. На ниве монотеистической концепции Зигмунда Фрейда выросла сложная научная система, включающая разнообразные теоретические взгляды и практические подходы. Современный психоанализ представляет собой совокупность подходов, объединенных общим предметом исследования, в роли которого выступают частично или полностью неосознаваемые аспекты психической жизни людей. Общая цель психоаналитической работы определяется как освобождение индивидов от различных бессознательных ограничений, вызывающих страдание и блокирующих процесс прогрессивного развития. А также работа призвана распахнуть самые сокровенные стороны человеческого естества.
Современная психоаналитическая практика вышла уже далеко за пределы лечения невротических состояний. Невзирая на то, что симптоматика неврозов, как и прежде, считается показанием для использования классической техники психоанализа, современное психоаналитическое учение находит адекватные способы оказания помощи людям с разнообразной проблематикой, начиная от обыденных затруднений психологического характера и заканчивая тяжелыми психическими расстройствами.
Современный психоанализ выделяет три направления, взаимосвязанных между собой, а именно психоаналитическая концепция, образующая фундамент для разнообразных практических подходов, прикладной психоанализ, устремленный на исследование культурных явлений и решение общественных задач, и клинический психоанализ, направленный на оказание помощи психологического и психотерапевтического характера в случаях личностных затруднений либо нервно-психических нарушений.
Таким образом, развитие психоанализа, привело к возникновению многочисленных модификаций, которые изменили содержание ключевых понятий концепции Фрейда. К ним относится групповая терапия. Групповой психоанализ приобрел широкое распространение и популярность тем, что его эффективный способ позволяет разрешить любые жизненные ситуации. Родоначальниками группового анализа были такие выдающиеся психоаналитики как:
Альфред Адлер (Adler, 1930), который оценил значение групп для образовательных целей. Он проводил открытые консультации студентов, а преподаватели, социальные работники и врачи наблюдали за процессом; это не совсем групповая терапия, однако в то время уже начали понимать, что социальное взаимодействие помогает обучению.
Морено (Moreno, 1953), его имя связано с психодрамой. ОН первым ввел в обращение термин «групповая терапия» и считал, что было бы полезно формировать из заключенных в тюрьмах группы, подходящие для дискуссий по общим вопросам.
Славсон, проводя групповую терапию, стремился к тому, чтобы у детей укрепились положительные чувства по отношению к самим себе посредством принятия группы. Главным была именно деятельность. Стоит отметить, что интерпретация и объяснение прошлого пациентов, а также интерес к нему отсутствовали полностью. Внимание терапевта было направлено исключительно на «здесь и сейчас».
Ялом также подчеркнул, что «главное для пациента в группе – не конфронтация, объяснение или интерпретация, а скорее процесс или контексты, в которых они происходят».
В отличие от «групп для встреч» шестидесятых годов, где особый упор делался на выпуск пара, восхваление умения выражать свои чувства и идти на риск, современная психоаналитическая модель ведения групп довольно консервативна. Первой задачей лидера группы должно стать обеспечение психологической безопасности для участников группы. То, что терапевт сообщает этой группе само по себе создает атмосферу, которая становится все более и более терапевтичной. Ведь, прямо скажем, не так уж часто создается настолько безопасная обстановка для межличностного взаимодействия.
Я считаю, чтобы задать как направление, так и цель работы в группе в условиях краткосрочной терапии, крайне важна коммуникация. Содержание коммуникации в целом остается неважным – это своего рода «плечики», на которые вешают эмоциональную коммуникацию. Такая коммуникация усиливает атмосферу эмоционального обучения. Терапевт дидактическим примером показывает, что единственная приемлемая цель группы — это коммуникация, способствующая взрослению
Преимущества краткосрочных групп состоят в их способности успокоить тревогу. Для людей, лишенных психологической эрудиции, такие занятия зачастую становятся первым знакомством с новыми способами бытия и общения. Возможно, это знакомство еще долго будет влиять на их настроение и чувства, приоткрыв дверь в комнату, где раньше царила тьма. Целью краткосрочной группы не является исследование бессознательных процессов, так как за такое короткое время этого не удастся достичь.
Уильям Дж.Кирман говорит о современной краткосрочной аналитической групповой терапии.
«Между долгосрочной и краткосрочной аналитической групповой терапией в наши дни гораздо больше общего, чем различий. Концепция «долгосрочной современной групповой терапии»- предполагает более глубокий и стойкий прогресс, а система поддержки между участниками группы оказывается гораздо более прочной. Однако существует определенное количество концепций и техник, которые относятся именно к краткосрочной группе и помогают терапевту достичь оптимального прогресса за отведенное время. Важно помнить, что и в долгосрочной, и в краткосрочной современной аналитической групповой терапии главной целью остается понять феномены переноса и разрешить сопротивления, мешающие позитивной межличностной коммуникации.»
Ормонт и Стрин (Ormont and Strean, 1978) выдвинули концепцию «совместной» групповой и индивидуальной терапии у двух разных терапевтов. Первая, материнская, стадия, на которой пациент может снова пережить потребности и чувства, вызванные полной зависимостью от одной значимой фигуры, происходит на индивидуальной сессии. Групповой опыт отражает вторую стадию, на которой в эмоциональную картину входят отцовская фигура, братья, сестры и другие члены расширенной семьи. Групповой аналитик может стать воображаемым отцом, группа в целом – примитивной матерью, а участники группы – остальными членами семьи.
Хайман Спотниц (Spotnitz, 1966) — врач-психиатр и невролог доктор медицинских наук, выдающийся американский психоаналитик.
Знаменит благодаря разработанной им концепции современного психоанализа. Один из основателей групаналитической терапии. Спотниц выдвинул концепцию «интерпретации, способствующей взрослению», исключительно важную для работы в краткосрочных группах. Один из базовых принципов современного психоанализа – постулат, согласно которому аналитик должен быть способен предвидеть реакцию пациента на интервенцию и осуществлять ее лишь в том случае, если предполагаемая реакция желательна в данный момент. Вероятно, эта концепция лучше всего подходит для современной краткосрочной аналитической терапии и помогает создать обстановку, способствующую взрослению.
Благодаря современному психоанализу появилась возможность излечивать людей с психосоматическими заболеваниями, шизофренией, эндогенной депрессией и другими заболеваниями, в основе которых лежат эмоциональные нарушения. Другими словами, аналитику надо понять, что же случилось с клиентом в его ранней истории и что сейчас поддерживает патологическое состояние. Затем следует помочь эмоционально переобучиться и вырасти до взрослого Спотниц выделил следующие факторы, способствующие достижению этой цели:
Ученики и последователи Спотница открыли несколько институтов современного психоанализа в Америке (the Center for Modern PsychoanalyticStudies, The Boston Graduate School of Psychoanalysis; the Academy of Clinical and Applied Psychoanalysis; the Kentucky Psychoanalytic Institute and other).
Нужно отметить, что всех последователей психоанализа связывает признание суждения о «сознательном и бессознательном», а также работа с переносом.
Групповая терапия — идеальная арена для того, чтобы помочь личности воспитать в себе наблюдающее эго, то есть ту часть сознания, которая наделена способностью судить о самом себе в окружающем мире. Суть нашего метода — задействовать группу в качестве временного наблюдающего эго, на основе которого участники группы смогут развить у себя собственное наблюдающее эго. Предлагается пяти-шаговый процесс, позволяющий (1) помочь участникам разобраться, как они влияют на окружающих, если они не понимают этого сами, (2) помочь участником понять, как они добиваются этого эффекта, (3) помочь участникам увидеть, что их поведение само разрушительно, (4) разрешить сопротивления, не позволяющие увидеть что-то из вышеперечисленного, и (5) помочь участникам перейти к другому поведению.
Но, как мы знаем, группу нужно собрать. И понимать какую группу мы собираем, Долгосрочную или краткосрочную. Первое, на что следует обратить внимание при определении наиболее подходящей группы для пациента — это тип доступной групповой терапии. Отборочные критерии могут варьироваться в широких пределах, в зависимости от структуры, процедуры и целей терапевтической группы. В наиболее закрытых учреждениях, в которых малые группы являются важными лечебными подразделениями, все пациенты записываются (часто случайно) в малые группы. Пациенты с серьезными нарушениями обычно туда не допускаются до тех пор, пока их поведение не изменится с той точки зрения, что оно не будет является угрожающим групповой целостности. Для терапевтических групп со специальными целями, отбор пациентов не вызывает особых затруднений; критерием допуска здесь может быть просто существующие симптомы, подлежащие терапии.
Один из наиболее динамичных этапов развития группы - этап ее формирования
(создания), когда несколько людей, отличающихся друг от друга, объединяются в терапевтическую группу. Это тревожный период. Одни группы (большинство) переживают этот период, становясь единым целым, другие нет. В других первоначальные проблемы образования группы, взаимодействие ее участников упорно сохраняются на протяжении всего существования группы. Важность и сложность ранней фазы формирования группы придают ей особое значение, и Ялом (1985) выразил общее суждение о том, что весьма целесообразно для терапевтов быть хорошо осведомленными в вопросах
последовательного развития групп.
Основной формой работы группы является свободное взаимодействие участников, не ограниченное какими-либо темами или заданиями. Через умение анализировать и понимать, что каждый привносит в группу и каким образом он взаимодействует с другими людьми, члены группы становятся способными брать ответственность за свои действия, обретают новые способы справляться с жизненными проблемами.
Как правило, группа состоит из 9-15 человек, которые впервые встречаются на группе, где нет заданных схем, нет заданных программ, а есть простое человеческое общение. Участники группы попадают в условия ограниченного пространства, где они вынуждены знакомиться, общаться, делиться своими волнениями, переживаниями и соответственно они начинают строить отношения с другими так, как они строят с друзьями, либо с родными. Ведущий группы, помогает понять, осознать все сложности построения отношений – как именно вы строите отношения с мужчинами, с женщинами, какие сложности в доверии, что вам помогает, что наоборот вам мешает.
Человек – существо социальное. С младенчества мы взаимодействуем с мамой, с папой, с бабушкой, с дедушкой, с соседями, друзьями. Взаимодействуя с ними, мы меняемся, мы становимся не только более социальными, мы становимся индивидуальными. У каждого из нас свои особенности. В зависимости от того, как эти особенности возникли в раннем возрасте, так мы и живем, такие отношения мы и умеем создавать.
Преимущества групп-анализа заключаются в том, что человек начинает легче взаимодействовать с миром, то есть решаются личностные задачи, которые позиционируют его в социуме, это в основном межличностные отношения. Прелесть метода группового анализа в том, что есть возможность “прожить” ситуацию и сразу опробовать во взаимоотношениях с другими людьми. В силу того, что есть правила конфиденциальности, которые выполняются в групповом процессе, через какой-то период времени участники группы не боятся говорить обо всех своих переживаниях, обо всех своих сложностях, не боятся доверять самые сложные переживания, имеют возможность быть абсолютно искренними и откровенными.
Что касается терапевта, то он как ведущий группы, помогает участникам понять, осознать все сложности построения отношений – как именно они строят отношения с мужчинами, с женщинами, какие сложности в доверии, что им помогает, что наоборот мешает. Он подобен матери, которая должна осознавать и понимать абсолютную зависимость ребенка от нее, и это создает у нее ощущение надежности, уверенности; она его растит, кормит, удовлетворяет все его потребности - так и присутствие терапевта в группе имеет такое же жизненное значение. Следуя этой аналогии, важнее, чтобы терапевт присутствовал и помогал группе чувствовать себя в безопасности, оберегал от возникающих ощущений страха и смятения в начале формирования группы, нежели занимал позицию обособленного терапевта от группы или проводил комментирующие интерпретации. На этой стадии интерпретации, как правило, более "подходяще", если он направлен на происходящее в группе, а не на получение рабочего материала, болезненной сознательной и подсознательной информации. Важно, чтобы терапевт понимал эту зависимость группы и не избегал ее, но и не подчеркивал излишне.
Роль терапевта "как главного направляющего" (Фолкс, 1964) особенно важна на начальной стадии группы. Это подобно отцовской и материнской функциям, ведь от терапевта зависит сбор этой группы, структурирование времени и пространства встреч, групповых занятий. Хотя действия группы еще неорганизованные, группа уже участвует в четко определенном и управляемом процессе. Процесс управления движением группы можно рассматривать как часть всеохватывающего влияния терапевта, что сравнимо с поддерживающим и помогающим окружением, которое Винникот охарактеризовал как "материнское отношение к младенцу".
Все мы хотим, чтобы обстановка в наших группах была живой, и члены группы могли жить в настоящем, вступать в значимую эмоциональную коммуникацию друг с другом, и фокусироваться на построении мостиков к другим членам группы, что способствовало бы их совместному росту. Это наша цель. Однако не всегда удается легко этого достичь.
Как у группового терапевта, особенно при работе с новой группой, у меня часто возникает ощущение, что я имею дело с кучей маленьких детей. Каждый член группы играет со своей собственной игрушкой. Чаще всего игрушкой является «история», которую член группы стремиться рассказать, сосредоточив, как правило, свое внимание в ней на том, как мир и другие люди в нем были источниками разочарования и боли. Каждый член группы хочет играть со своей историей/игрушкой, рассказывая о ней с очень небольшим пониманием того, что в комнате есть еще и другие товарищи по игре. Если у кого и есть понимание этого, так только у меня, как у ведущего группы. Но обычно, члены группы воспринимают меня не как реальный и отдельный объект, а как игрушку, которая нужна для фокусирования на их печальной истории, и которую затем можно выкинуть. Конечно, для того чтобы хорошо играть, пациенту необходимо развить способность распознавать и использовать объекты. (Холмс, 2008, p. 107) Каким же образом мы помогаем нашим группам делать переход от первичного процесса нарциссизма к здоровой идентификации с другими? Другими словами, как мы помогаем людям пробуждаться к миру вокруг них?
На протяжении всей истории групповой терапии наблюдается постепенное движение от нарциссизма по направлению к эффективной коммуникации с другими. Луи Ормонт был пионером, который предоставил нам новую модель групповой терапии. Ормонт не считает себя единственной терапевтической силой в группе, единственным человеком, который несет ответственность за изменения, происходящие у пациентов. Наоборот, агентом изменений Ормонт считает саму группу. Ормонт работает с техникой «бриджинга», которая помогает членам группы говорить и идентифицироваться друг с другом. С помощью этой техники он способствует прогрессивной эмоциональной коммуникации и непосредственности в группе. Он создает такую обстановку, в которой людям больше не нужно играть в одиночку со своими печальными историями. Они говорят друг с другом, делятся своими мыслями и чувствами в настоящий момент. И когда это случается, происходит одна очень захватывающая вещь. Вместо того, чтобы описывать свое печальное прошлое, люди начинают демонстрировать отношения «в здесь и сейчас», что пробуждает характерные для них сопротивления и защиты, которые мешают им жить удовлетворяющей и осмысленной жизнью. Их проблемы теперь не просто рассказаны. Они прожиты «в здесь и сейчас» в групповом пространстве, и связанны теперь с другими членами группы. И эта непосредственность превращает группу в захватывающую лабораторию, в которой сопротивления и патологические паттерны становятся доступны для исследования и разрешения.
Двумя основными компонентами временной идентификации являются эмпатия и интуиция. Эмпатия представляет собой способность переживать мир так, как его переживает другой человек. Эмпатия выражается в чувствах и импульсах. Интуиция задействует интеллект и восприятие для понимания значения этих эмпатических чувств и импульсов. Эмпатия сближает нас с людьми, в то время как интуиция приближает нас к смыслу. Ормонт видит эмпатию и интуицию как врожденную способность человека. У людей, испытывающих в ней недостаток, тормозится врожденная способность идентифицироваться с другими, зачастую это происходит в связи с нарциссической травмой в прошлом.
Наибольшее внимание было уделено первой части данного процесса: способности понимать, что чувствует другой. Многие люди вообще не имеют этой способности – они слишком сосредоточенны на себе, чтобы вообще задуматься над тем, что же чувствуют другие. Мы называем эту проблему нарциссизмом, и он есть повсюду. Существует огромное количество литературы о нарциссизме, в которой фокус внимания наведен лишь на обедненное Я в ущерб объектным отношениям. Всем нам знаком самопоглощенный, требующий внимания пациент, которому нет дела до того, что другие чувствуют, и который тем самым погружает себя в мир одиночества, где единственной реальностью для него является его внутренняя реальность.
Описание механизмов проиллюстрированы в двух инцидентах, которые произошли на ранней стадии группы.
Терапевтическая группа состояла из четырех мужчин и четырех женщин. Эта группа отличалась тем, что двое из пациентов проходили индивидуальную терапию с ведущим до вступления в группу. Один из этих пациентов, женщина по имени Маргарет, 35 лет вступила в группу из-за болезненных переживаний детства, когда была изнасилована своим дядей. Это вызывало у нее чувство мщения мужчинам. Майкл, которому было 47 лет, учитель музыки в средней школе, находился в состоянии депрессии потому, что его жена оставила внезапно его после 22 лет замужества. У этих двух клиентов произошла неприятная стычка на четвертом собрании группы. Рассказывая о начале своей депрессии, Майкл рассказал группе о том, что он реализовывал свои желания разрушить, сломать что-либо, когда почувствовал импульс напасть (избил ребенка во время урока). Маргарет отреагировала немедленно. Она гневно обвинила его в насилии детей. Затем она повернулась к ведущему, обвинив его в том, что он знал о прошлом Майкла и нарочно поместил ее в одну группу с ним, чтобы таким образом спровоцировать реакцию на него. Она сказала группе, что была подвергнута сексуальному насилию в детстве.
Возникла дискуссия по этому инциденту, и, хотя участники группы разделяли чувства Маргарет в отношении того, что произошло с ней в детстве, некоторые высказывали мнение о том, что со стороны Маргарет возникла неадекватная реакция на откровения Майкла. Инцидент потребовал необходимого руководящего вмешательства ведущего.
Атака на Маргарет была неожиданной и суровой. Нападение на решения и мотивы ведущего, происшедшее на такой ранней стадии развития группы, когда ведущий является максимально идеализированной фигурой (и группа может нуждаться в этом представлении на данном этапе), могло произвести дезорганизующий эффект и на ведущего, и на группу.
Однако ведущий, смог установить тишину и заострить внимание на проблеме. Он указал на то, что он не был поставлен в известность о трудностях Майкла с его учениками, но он может видеть, что Маргарет, которая испытывала крайнее беспокойство перед вступлением в группу, а теперь столкнулась открыто с ситуацией детского насилия, напомнивший ее детский опыт, может чувствовать себя преданной. Это помогло Маргарет успокоиться и замолчать. И тогда Майкл смог сказать о том, что он не тронул детей и покинул класс раньше, чем он мог потерять контроль над своими чувствами. Беспокойство в группе было значительно уменьшено, и вместо подрыва группового процесса, был заложен базис для дальнейших исследований, что вовремя помогло Маргарет справиться с ее страхом и гневом в отношении мужского насилия. Связывая этот инцидент с другими событиями в группе, очевидно, что важное значение имела проекция, а также перенос враждебности. Агрессивные влечения Майкла к его ученикам, без сомнения были переносом его гнева на жену, оставившую его, на последующих сессиях он понял это. Его откровения на группе вызывали у Маргарет проекцию на чувства ненависти к мужчинам, ассоциировавшихся у нее с ее дядей, и ее нападения на Майкла отражали ее стремления к возмездию. Когда она атаковала ведущего за то, что он поместил ее сюда, это было продолжением ее разочарования и негодования по отношению к ведущему, остановившему индивидуальную терапию и включившему ее в группу. Это переживалось ею как неприятие, даже покушение на беззащитную, зависимую "часть ее"; в последующей сессии это переживание было осознано. В результате оба участника почувствовали, что открытая агрессия вылилась в этот инцидент. Но этот инцидент шокировал группу и осложнил для терапевта ведение группы на начальной стадии. Вышеприведенная интерпретация объясняет, что инцидент явился результатом проекции реальных переживаний из жизни двух участников. С этой точки зрения главной темой становится взаимодействие деструктивных сил в рамках группового подсознания, что происходит параллельно борьбе группы за становление жизненным целям. Майкл и Маргарет выступили в роли "агентов" группы, которые проверили способность группы "генерировать" деструктивные личностные процессы и способность справляться с ними в контексте данной формации.
Второй случай произошел на шестой сессии. На этой сессии Майкл, (пациент, упомянутый выше) и Энн, (27 - летняя женщина с большими социальными трудностями, пережившая сильную депрессию после смерти своего отца, умершего год назад), внезапно обнаружили, что начальником управления, в котором работала Энн, была бывшая жена Майкла. Энн и Майкл оба были поражены этим совпадением. Сразу же группа оказалась перед вопросом конфиденциальности. Энн чувствовала себя разоблаченной и заранее преданной; Майкл был обеспокоен тем, что он не может говорить спокойно о себе и своей жене, свободно, без опасения, что информация дойдет до нее. Группа, которая была напряжена очень сильно этим открытием, находилась в нерешительности. Один участник спросил Энн, не хочет ли она покинуть группу, она ответила, что не знает. Другой участник спросил, было ли бы приемлемо для Энн и Майкла разойтись в разные группы, тогда они были бы разделены. Майкл позвонил ведущему по телефону, спустя несколько часов после группы, чтобы сказать, что он шокирован и озабочен последствиями происшедшего. На следующей сессии ведущий высказал предположение, что либо Энн, либо Майкл могут покинуть группу. Хотя возникло некоторое согласие в том, что это был бы разумный выход из положения, появилось сильное беспокойство и страх потерять участника группы, вследствие чего группа окажется раздробленной с самого начала своего развития. Ведущий подчеркнул это беспокойство, указав на то, что группа желает остаться в полном составе. Он предложил, чтобы группа осталась такой, какая она есть, и чтобы Энн и Майкл использовали работу в группе для исследования значимости своего открытия. В этом примере угроза для группы исходила из ожидания опасности - два участника открыли, что они имеют контакт с третьей важной персоной вне группы.
Этот случай не вызывал враждебности группы, но проблема была связана с темами конфиденциальности и доверия в группе. Это совпадение было вне контроля ведущего и группы, но оно показало, как легко нарушить равновесие в группе на ранней стадии развития. Когда было высказано предположение о том, что один участник может оставить группу, это вызвало страх потери и дезинтеграции группы. Это потребовало сочувственной, но твердой линии ведущего в поощрении группы оставаться вместе и не жертвовать членами группы. "Направляющая" функция ведущего снова оказалась необходимой для того, чтобы помочь сохранить целостность и доверие в группе.
Предполагая, что группа прошла начальный период, как это происходит с большинством групп, она начинает становиться более или менее целостным единством. Это можно сравнить с младенцем, который при достаточно хорошем окружении способен достичь ощущения "себя самого". В младенчестве это ощущение базируется на том, что Виникот называл "персонализацией", термин, описывающий связь сознания или Эго с телом, когда кожа выполняет роль ограничивающей мембраны, отделяющей "меня" от "не меня". Подобно
этому, группа приобретает ощущение собственного существования в рамках, отделяющих ее от внешнего мира.
Главный двигатель человеческой жизни — две великие силы: любовь и ненависть. Мы как психоаналитики должны исследовать обе силы, пусть даже у некоторых из нас есть особое пристрастие к какой-то одной. Сам Фрейд так и не интегрировал концепцию агрессии в свою теорию аналитической терапии и не уделил ей должное внимание при разборе тяжелых психопатологий, которые он называл нарциссическими неврозами. Начало движению современного психоанализа положил более 30 лет назад Хайман Спотниц, и это движение, помимо всего прочего, пытается исправить перекос Фрейда. В те времена, когда считалось, что пациент-шизофреник страдает излишней тревожностью и избыточной любовью к себе, Спотниц распознал центральную роль агрессии и защиты от агрессии в терапии подобных нарциссических расстройств. Упор на агрессию был необходим, поскольку служить мишенью агрессии обычно неприятно, а распознать ее в себе нелегко. Однако следует указать, что современный психоанализ интересуется не только ненавистью и агрессией — он стремится помочь пациентам чувствовать, выносить и выражать словами все их чувства и импульсы, в том числе и связанные с любовью.
Хотя каждая аналитическая школа по-своему трактует источники человеческой агрессии, все согласны, что у нее есть и созидательные, и разрушительные аспекты и она может выражаться и как разрушительная ненависть, и как самоутверждение.
Для нас как для аналитиков проблемой становится разрушительная агрессия. Во-первых, из-за ее распространенности. Ни мы, ни наши клиенты не в состоянии избежать появления у себя разрушительных импульсов, хотя обращаться с ними можно по-разному. Агрессию порождает любая фрустрация, неудача в любом начинании, неудовлетворенные желания, любая нарциссическая травма. Во-вторых, в тяжелой психопатологии, как правило, играют роль сильная ненависть и нездоровые способы ее выражения. Наконец, возбуждение слишком сильной агрессии как у клиента, так и у аналитика может привести к катастрофическим последствиям для обоих участников терапевтического процесса — обычно к его окончанию. Ведь такова, в сущности, природа агрессии: подчинить, оттолкнуть или уничтожить другого.
Суть группового развития состоит в том, что основными препятствиями для установления эффективной коммуникации признаются те ориентации на власть и близость, с которыми индивид входит в группу. Бунт, подчинение или уход как типичные реакции на тех, кто олицетворяет власть; деструктивное соперничество, эмоциональное подавление или уход как типичные реакции на сверстников препятствуют установлению согласованного осмысливания совместного опыта. Поведение, определяемое этими типами ориентации, направлено на порабощение других, порабощение себя другими или - на разрушение ситуации. Следовательно, они препятствуют установлению, уточнению и достижению принятых группой целей. В соответствии с наблюдениями Фрейда, ориентация на власть рассматривается как первичная или частично детерминирующая ориентацию на других членов группы. В своем развитии группа, осуществляет переход от концентрации внимания на отношениях власти к переносу внимания на межличностные отношения. Этот переход определяет две главные фазы развития группы. Внутри каждой фазы выделяются по три субфазы, что является следствием амбивалентности ориентации в каждой области. А именно в фазе власти “зависимости” группа осуществляет движение от концентрации внимания на подчинении через концентрацию внимания на 'непослушании к разрешению проблемы зависимости. В течение фазы “взаимозависимости” группа движется от фиксирования внимания на идентификации между членами группы через концентрацию внимания на индивидуальной идентичности к разрешению проблемы взаимозависимости.
В психоаналитическом сеттинге общая цель понимания и придания смысла опыту клиента, основана на фундаментальном соглашении между клиентом, обратившимся к аналитику за помощью и аналитиком, посвятившим себя помощи клиенту. Это объединяет пациента и аналитика во взаимоотношении, при котором обоих участников оживают бессознательные значения этих целей во взаимосвязанных переживаниях переноса и контрпереноса., аналитические отношения существуют в двух аспектах Подобно любым отношениям: как сознательный текущий опыт с объектом во внешней реальности и как бессознательные отношения, существующие в фантазии и воспоминания, вызванные этой текущей реальностью и, в свою очередь, формирующие ее.
Психоанализ сосредотачивает свое внимание и активизирует возникающие двояко детерминированные отношения. В то же время по мере разворачивания аналитического процесса эта двойственность находит свое выражение и привлекает к себе внимание, создавая переходную зону опыта, в которой клиент и аналитик оказываются способны увидеть многочисленные реальности, обитающие внутри сознательного опыта. С помощью групповой терапии можно понять или почувствовать, как этот процесс - понимания соотносятся с желаниями и страхами каждого участника. Интерпретативная функция аналитика открывает для клиентов важные области нового опыта. Тем не менее эти новые переживания, как и предшествующие, остаются связанными с бессознательным опытом и приобретают большую часть своего значения и силы через помещение в них желаний, страхов и воспоминаний прошлого.
Я считаю, что фантазия и перенос являются определяющими чертами психоаналитической практики. Я считаю так потому, что убеждена: любая сторона человеческого опыта – чьи- либо мысли и воспоминания, восприятие мира и людей в нем, все, что мы говорим и делаем, а также способ и последовательность, с которыми раскрываются все эти взаимосвязанные измерения опыта, – все это может рассматриваться в двойной перспективе: как появившееся и сформировавшееся в результате сознательного опыта настоящего времени, с одной стороны, и как возникшее под влиянием воспоминаний и фантазий, населяющих бессознательное, с другой. Психоаналитический сеттинг и метод обеспечивают уникальную арену, на которой может появиться и быть осознана двойственность психической жизни. Здесь могут отслеживаться и в некоторой степени изменяться структура и множественные значения бессознательной стороны опыта, клиент же может развивать способность к их изучению, а значит, обеспечивать возможность меняться и дальше, после окончания анализа, без помощи аналитика. Моя модель психоаналитической техники исходит из моего убеждения в центральном значении этой функции психоанализа.
Множественные, сложные и часто фантастические значения, конденсируемые внутри любого отдельного примера человеческого поведения, поддерживают идею, что в наш повседневный сознательный опыт вплетаются бессознательные желания, страхи и убеждения, которые лишь частично объясняются внешней реальностью текущего момента. Вторая, бессознательная реальность постоянно формирует наш опыт и пробуждается им. Мы воспринимаем настоящее сквозь линзы бессознательной, психической реальности. В то же время имеющаяся в настоящем сознательная реальность, очевидно, вызывает к жизни элементы психической реальности, которые, смешиваясь и воплощаясь в текущих событиях, вынуждают к повторению знакомых переживаний (Arlow, 1969; Isaacs, 1952).
Хотя данные элементы опираются на исторические события и связаны со специфическими фазами развития, пристальное изучение показывает, что они не являются слепками с исторической реальности. Скорее они представляют собой построения фантазии. Будучи решениями прошлых ситуаций, в которых нужно было согласовывать между собой желание, страх и внешнюю реальность, они часто приобретают довольно фантастические очертания. Репрезентации себя и объекта могут быть сильно искажены или расщеплены либо части «Я» могут посредством проекции ощущаться принадлежащими объекту (Klein, 1946). Мы не осознаем фантазии напрямую – они по определению бессознательные, – но можем приходить к заключению об их присутствии и формулировать идеи о них, наблюдая их воздействие на сознательное поведение и мышление. Наиболее значимые из них – те, что оказывают наибольшее влияние на сознательный опыт, – связаны с ранними воспоминаниями, желаниями удовлетворения и пугающими тревогами по отношению к себе и ранним объектам.
Если цель психоанализа – создание среды, способствующей оживлению многочисленных смыслов бессознательных воспоминаний и фантазий в переносе и контрпереносе и их признанию, то ключевую важность для аналитика приобретает содействие процессу, в котором можно испытать самый широкий спектр бессознательных смыслов.
Современный психоанализ стремится расширить диапазон чувств, мыслей и поведения, доступных клиенту, и интегрировать их в цельную и относительно стабильную личность. Возможно, аналитику придется для этого прибегнуть к практически бесконечному количеству разнообразных когнитивных и эмоциональных интервенций. Но если клиент получает возможность говорить обо всем с эмоционально вовлеченным аналитиком, который всегда доступен и заинтересован в том, чтобы все выслушивать, то, как говорил Спотниц, ему обязательно станет лучше. Много лет назад английский философ епископ Беркли сказал, что существовать — значит быть воспринимаемым. Готовность и способность аналитика воспринимать в клиенте все, и любовь, и ненависть, подобным же образом дает клиенту возможность начать существовать в полной мере.
Дело это трудное. И аналитик, и анализируемый должны пережить и распознать чувства, мысли и порывы, которых большинство людей старается избегать и не осознавать. Временами обе стороны неизбежно будут задаваться вопросами не только о том, что они, собственно, делают, но и о том, зачем они вообще этим занимаются. Однако наградой для клиента станут совершенно новые жизненные перспективы. Что же касается аналитика, он не только прилично заработает на жизнь и получит удовольствие от своих профессиональных достижений: постоянная борьба за искреннюю коммуникацию позволит ему пережить с клиентами психоэмоциональную реальность такого накала, какой в обычной жизни недостижим. Как сказал Конфуций: «Небеса реальны. Человек постепенно становится реальным». Опыт психоанализа помогает обеим сторонам продвинуться по этому пути.
